Вообще, это загадка - как удается въехать сюда тем, кто работал в Украине все 10 последних лет, а теперь решил вернуться? Это какой-то странный алгоритм. Не пускают многих, даже на похороны родителей. Но пускают как раз тех, кто занимал в Украине высокие должности. Или это какой-то стеб, акция унижения, или обычная сделка… Это полное недоумение для всех здесь. Как им разрешили вернуться? Это ведь даже не о них, а о нас. Какого нам работать с ними и делать вид, что все нормально. И иногда оторопь берет от дружеских просьб помочь устроиться на прежнюю должность тем, кто все последние 10 лет работал в Украине. И когда тебе перезванивают уточнить, почему не вышло или почему ты не шевелишься помогать, обижаются. Или просьбы прислать фотографии города, чтобы убедиться, что здесь и правда нормальная жизнь. Как будто ты должен это доказывать, выносить на суд и оценку, убеждать, что ты не придумал хорошие новости... Чтобы вы понимали происходящее сейчас, - рядом со мной живет очень странная компания людей. Вчерашний офицер СБУ, который после 10 лет работы в Украине внезапно материализовался у себя дома в Луганске, но выходит за ворота только в глубоких сумерках, пряча лицо в воротник. И соседка, обвиненная больше года назад в диверсионной деятельности. Она вообще не прячет глаз, хотя от подрыва больницы погибли и пациенты, и врачи, в чем их обвиняли с мужем, но муж взял всю вину на себя. Постройневшая после года в СИЗО моя соседка идёт, не опуская глаз, в образе Жанны Дарк. А я избегаю смотреть ей в глаза и останавливать ее. Она держится так, будто это мы подорвали тех людей в больнице. Или сосед-бизнесмен, который мимо войны и мобилизации, который меняет машины чаще, чем некоторые туфли, и на рамке номера 3 своих машин он обязательно пишет свои инициалы. Такая вот пестрая компания. Или семьи погибших, кто попал под каток этой войны. Каково им на фоне этого разгуляя с соседом СБУшником и блондинстой диверсанткой с ногами модели? И я избегаю контактов с каждым из них. С родственниками погибших говорить тяжело, - ты будто виноват в чем-то перед ними. Знакомая упорно ищет концы на замену сустава в России. Весь ее мир сейчас сошёлся в это игольное ушко с выездом и бесплатной операцией. По медицинской страховке можно бесплатно. Только дорога за свой счет. И это тоже из опций новой жизни. Что нам дала Россия кроме маленьких пенсий? Мы ведь многого пока не знаем. Мы пока только привыкаем жить по новым правилам. Но хорошо понятно одно: нельзя сравнивать. Нельзя говорить: вот если бы вернулось то время. Нельзя воображать, как могло бы быть. Это все разрушает, это акт безумия и шизофрении. Прошлое нужно воспринимать только как прошлое, как ушедший кусок жизни. Мы же не сетуем, что ушло детство или что юность осталась в прошлом. Вот именно так нужно относиться к части жизни до 2014 года. Иначе ты завязнешь в сравнениях и депрессии. У знакомой пропал внук, которого уговорили подписать контракт на воинскую службу. И это тот случай, когда хуже сложно придумать. Родители обошли всех гадалок и ясновидцев, веря, что сын жив. И какие-то мифические зацепки, упоминания о детских болезнях дают надежду, что он где-то жив. Очередной провидец убеждает их, что больше, чем полгода их сын сидит в горе, не имея возможности позвонить, и они как утопающий цепляются за это. Верят. Что он ест в той горе? Чем живет? Но они ждут. И верят, что так и есть. Или сослуживцы, которые будто видели его, или он будто звонил им, или будто кто-то, кому он звонил… Это тотальное безумие – их новая реальность. И если найдется кто-то, кто скажет, что нужно отдать дом, кровь, жизнь за его спасение, они сделают это. Подорожание. Вайлдберис и Озон. Путешествия. Покупки. Наверное, мы живем хорошо. Хотя думать об этом глупо. Мы просто живем, мчимся куда-то вперед со скоростью запущенной ракеты. Дни и недели проносятся молниеносно. И подружка подружки вернулась сюда из Москвы. Устала. Надоело. Здесь дом. И ты понимаешь, что ты 10 лет верил мифам о том, что она получала в Москве космические деньги, устроила личную жизнь и жила в шоколаде. Очередной миф о том, что хорошо где-то.
